http://Shostak5.narod.ru/index.html

 

                                                          

 

                                 О  тех,   кто  не  предает

 

 

 

 

Повесть о настоящих преданных друзьях. О тех, кто не способен лгать и лицемерить. Об искреннем отношении к людям и готовности к самопожертвованию братьев наших меньших ради тех, кто их воспитал.

 

 

                                                                           (Отрывки из повести)

 

 

В погожее сентябрьское утро, когда листва деревьев только начала кое-где менять свой темно-зеленый окрас на легкую желтизну осени, Георгий,   слушатель факультета подготовки врачей для Военно-Морского Флота, поднялся по эскалатору метро на станцию «Финляндский вокзал». Пройдя сквозь плотный людской поток привокзальной площади, он быстрым шагом направился к Военно-медицинской академии.

За изящной чугунной оградой просматривался красивый фасад старинного здания. Многие слушатели, полюбив это место, назначали здесь рандеву. Именно сюда на встречу  с коллегами спешил Георгий. В этот воскресный день четвертому курсу, на котором он учился, предстояла работа на территориях, прилегающих к зданиям некоторых кафедр.

 Так уж повелось, что, заканчивая летний косметический ремонт помещений, строители оставляли после  себя  все «издержки производства». Убирать скопившийся строительный мусор доводилось слушателям.

 Собравшись у ворот, ведущих в дворик главного здания академии, ребята ожидали прихода командира взвода. Он был из числа офицерского состава, а потому и являлся ответственным за воскресник в своем подразделении.

Взводный появился точно в срок и, подойдя к  группе увлеченно беседующих ребят, скороговоркой выпалил:

— Братцы, братцы, внимание!

 Слушатели притихли.

— Я только что от руководства. Вы знаете, что все работы на воскресник утвердили вчера, — издалека  начал старший лейтенант. — Три  взвода сегодня работают на «Морской базе». Их сюда уже не вызовешь….

Окинув взглядом стоящих напротив ребят, он сделал короткую паузу и продолжил:

— В общем… нам дали дополнительную работу.

— Что за работу? — нетерпеливо, с чувством негодования спросил кто-то из собравшихся.

— Попросили выделить пять человек на виварий.

— А вчера о чем думали?.. — продолжал все тот же недовольный голос. — У нас в воскресенье будет когда-нибудь свое, личное время? Или нет?

— Ну, все! Отставить разговорчики. С твоей демагогией и до вечера не закончим... Добровольцы есть или мне назначать?

— Где этот виварий? И что еще там за работа? —  интересовался все тот же слушатель.

— Здесь, рядом, на Лесном проспекте. Какая работа – не знаю. Там скажут, — старший лейтенант повторил вопрос: — Добровольцы есть?..

Группа, в числе которой был и Георгий, отправилась к виварию. Обогнув глухой дугообразный  кирпичный забор, слушатели  остановились возле деревянной калитки, за которой их уже ждал смотритель, отвечающий за животных.

Это был сутулый низкорослый седовласый старик, с густыми пожелтевшими от табака усами. Радушно встретив помощников, он повел их к небольшому одноэтажному дому, служившему сторожкой и  одновременно местом для хранения хозяйственного инвентаря.

Николай Семенович, так звали смотрителя, остановился возле двери, откашлялся и со старческой обстоятельностью начал рассказывать о предстоящей работе. Молодежи не терпелось. Хотелось поскорее выполнить задание и остатки воскресного дня посвятить своим запланированным делам. Кто-то из ребят, извинившись перед стариком, предложил выдать им инвентарь, а уже потом каждому на месте давать указания. Николай Семенович  не возражал. Он еще раз откашлялся и, кряхтя, вошел в дом, где из чулана достал грабли, ведра  и лопаты. Раздав их слушателям, смотритель повел молодежь по своим владениям, оставляя на каждом рабочем месте по одному человеку.

Георгий удивился, когда увидел, что за кирпичной стеной, вдоль которой только что шел по улице Лебедева,  находятся несколько десятков собачьих будок. Никогда прежде ему не приходилось слышать, чтобы из-за этой стены доносился лай. Видимо, высота кирпичной кладки  поглощала всю собачью "ругань". С этой же стороны, на территории вивария, разноголосый лай практически не умолкал.

Правда, выяснение отношений у собак происходило только за счет голоса, так как будки располагались на достаточно большом расстоянии одна от другой. Даже с учетом  цепей, на которых держали животных, наиболее агрессивные особи не могли в порыве гнева достать друг друга.

Собаки были средней и крупной величины, разнопородные и хорошо откормленные. Об этом свидетельствовал их внешний вид. Шерсть у всех лоснилась, а в больших алюминиевых мисках, стоящих возле будок, находилась недоеденная пища.

Георгий с детства любил всех животных, но предпочтение все-таки отдавал собакам и лошадям. В собаках он больше всего ценил преданность человеку,  сообразительность и скорость реакции.

Когда Георгию было семь лет, отец принес в дом маленького щенка английского сеттера. Из-за  того, что он имел белый окрас, его назвали Чайкой. Правда, спустя какое-то время на белоснежной шубке щенка появился оранжевый крап, но кличку менять уже не имело смысла.

Рос Георгий, вырастала и стала настоящей охотничьей собакой Чайка. Она была любимицей всех членов семьи, но особую привязанность к ней испытывал Георгий, который занимался с ней больше других, уделяя собаке много свободного времени. Чайка прекрасно понимала обращенную к ней речь, выполняла все команды, более того, она исполняла их, ориентируясь на жесты, а подчас только на мимику Георгия. Подобный факт удивлял и забавлял не только родных, но и знакомых. Они поражались сообразительности  Чайки.

— Ничего в этом удивительного нет, – пояснял Георгий. — Посмотрите внимательно на ее морду. Она все время меняется. Когда балуется – одна, когда сердится – другая. Чайка все время следит и за моим лицом. Она знает, когда я корчу ей одну рожу, то надо прыгнуть, когда корчу другую, то надо улыбнуться.

Георгий был прав. У собак есть не только мимика, но и свой индивидуальный характер. Зная его, можно заранее предположить, чему она улыбнется в следующий момент, а на что отреагирует злобой или агрессией.

Люди, не имеющие собак, этого не видят и не понимают. Только наблюдательный человек может заметить, что собака улыбается. Хотя, возможно, в это время она не улыбается, а просто заливается от хохота. Улыбку своего питомца видит хозяин или тот, кто по-  настоящему любит и понимает животных. Здесь все просто. Как человек старается понять собаку, так и собака пытается разгадать человека не только по интонации голоса, жестам, но и по его мимике.

Вообще, наблюдать за поведением братьев наших меньших очень интересно. Иногда юным псам хочется, так же как и детям, побегать, пошалить. Выскочив из дома на улицу, они, радостно лая, несутся к первым  попавшимся на их пути прохожим  с добротой и предложением порезвиться.

Оказавшись несколько раз в глупейшем положении и получив за свою искреннюю любовь ко всему окружающему затрещины, четвероногие друзья начинают сознавать, что не все так хорошо в этом мире и не все доброжелательны, как хозяин.  Жизнь заставляет их становиться недоверчивыми и предусмотрительными.

Следует отметить, что очень тяжело четвероногие друзья переживают потерю хозяина. Если и отыщется ему замена, пусть даже лучшая, все равно этот факт чаще всего оставляет неизгладимый след в дальнейшем поведении животного.

Лучше всего передавать взрослую собаку от одного хозяина другому постепенно, в течение какого-то времени. В этом случае она ограничится меньшими потрясениями.

В виварии Георгий невольно вспомнил событие давно минувших лет, когда его отец,  придя домой, сообщил, что получил приказ о переводе к новому месту службы. Поначалу это не вызвало каких-либо эмоций и воспринималось  как должное, как само собой разумеющееся. Ведь отец был человеком военным, а члены семей военнослужащих к переездам из гарнизона в гарнизон привыкли.

Когда же он сказал, что ехать придется на Дальний Восток, а куда именно должны определить только  во Владивостоке, в разговоре произошла некоторая заминка.

— Это может быть Чукотка, Камчатка или еще что-нибудь, —  добавил отец. 

— А как быть с Чайкой? — поинтересовалась мать.

В этот момент собака, услышав, что о ней ведут разговор, подошла к столу, за которым сидела семья, и, выбрав такое место, чтобы видеть всех, уселась на пол. Ее голова поворачивалась то в сторону Василия Васильевича, то в сторону Веры Федоровны. Она пристально всматривалась в лицо того, кто говорил.

Георгий всегда считал, что, куда бы ни пришлось переезжать, Чайка как полноправный член семьи поедет с ними. Однако родители после обсуждения этого вопроса пришли к выводу иному. Они решили, что Чайку придется оставить здесь, то есть в городе Кузнецке.

Георгий в отчаянии воскликнул:

— Да вы что? Как это оставить?

В этот самый миг Чайка, громко заскулив и поджав хвост, бросилась в отгороженную из комнаты крохотную кухню. Усевшись на свою подстилку и забившись головой в угол, она продолжала все громче и жалобней скулить. Казалось, Чайка не в состоянии была  справиться с обидой, нанесенной ей самыми близкими людьми.

Все трое, выскочив из-за стола, кинулись вслед за своей любимицей.

Георгий, оказавшийся первым возле своего четвероногого друга, вытащил ее из угла и, прижав к себе, стал гладить, приговаривая: «Не плачь, не плачь, ну, глупенькая…. Никто тебя одну здесь не оставит».

Чайка засунула свою морду ему под левую подмышку и продолжала скулить, но тише.

Каждый пытался сказать ласковое слово и погладить собаку, чувствуя себя виноватым в произошедшем неприятном случае. Вера Федоровна, взяв кастрюлю с супом и выловив увесистую кость, положила ее в Чайкину миску.

— Наша маленькая девочка обиделась. Иди, вот тебе косточка, — начала она успокаивать собаку.

Но даже самое любимое лакомство не могло вытеснить ее обиду. Только на  второй день она обрела свое обычное состояние. Для всех же  это было хорошим уроком на будущее.

До переезда на Дальний Восток оставалось три недели. В один из вечеров Василий Васильевич решил расставить все точки над "и" в отношении Чайки.

Он пояснил, что, так же как и все остальные, любит ее, но ехать сейчас с Чайкой за тридевять земель, где пока нет ни кола, ни двора – настоящее безрассудство.

— Через год – два приедем в отпуск, вот тогда и заберем ее. А сейчас надо сделать все, чтобы она привыкла к новому хозяину.

— Вася, к какому новому хозяину? Где отыскать такого человека, чтобы душа за Чайку была спокойна? Ведь она у нас абсолютно все понимает. Да еще вдобавок ко всему легко ранимая, обидчивая, — вступила в разговор Вера Федоровна.

 — Я согласен с тобой. Чайка действительно необычная собака, требующая к себе особого подхода и  отношения. Я тоже, как и ты, думал на эту тему и, кажется, нашел верное решение….

Василий Васильевич рассказал, что на окраине города в собственном доме живет его приятель - охотник со своей семьей.  Они очень любят собак. Будучи вместе на охоте, тот постоянно просил, а затем и умолял продать ему Чайку. Наконец поняв, что Василий Васильевич не относится к той категории лиц, которые продают собак, стал просить хотя бы щенка от нее.     

Теперь же обстоятельства сложились таким образом, что Чайку необходимо  было на время  передать в хорошие руки.

Василий Васильевич  продолжил развивать свою мысль:

— Завтра воскресенье. Давайте-ка мы съездим к нему все вместе. Посмотрим, действительно ли его семья любит собак? А  самое главное, поглядим, как поведет себя Чайка. О нашем отъезде на Дальний Восток, естественно, пока ни слова.

Так и поступили. Утром, после завтрака, взяв Чайку на поводок, вся семья отправилась к приятелю Василия Васильевича.

Дом, как и говорил Василий Васильевич, действительно оказался на окраине города в живописнейшем месте. Метрах в ста пятидесяти от него протекала речка, а на противоположном берегу начинался сосновый бор. Цоколь дома был выполнен из красного кирпича и имел несколько маленьких окошечек. Вероятно, там располагались какие-то подсобные помещения. На высоте более полутора метров от земли начинался сруб из толстых добротных сосновых бревен. С фасада это была пятистенка  с четырьмя большими окнами.

Внушительных размеров веранда парадным крыльцом примыкала к бревенчатому срубу. Красивая отделка наличников и крыльца говорили о том, что жильцы этого дома не лишены чувства прекрасного.

Дом с боков был обнесен глухим дощатым забором, а перед окнами штакетником огорожен палисадник, где росли кусты  сирени и жасмина. Рядом с калиткой, ведущей во двор, виднелась табличка с надписью: "Звонок". Под надписью через сквозное отверстие в заборе свисала проволока  с  кольцом.

Василий Васильевич несколько раз дернул за кольцо. Где-то во дворе раздался звук колокольчика. Через короткое время послышался щелчок засова, и за открывшейся калиткой показался моложавый мужчина крепкого телосложения, одетый в белую майку и темно-синие брюки.

— Доброе утро, Алексей Александрович! А мы ведь к тебе всей семьей решили зайти. Извини, что без приглашения.

Увидев Василия Васильевича,  хозяин дома приветливо заулыбался и настежь распахнул калитку.

— Заходите, заходите, пожалуйста. Всегда вам рады.           

  Чайка будто этого только и ждала. Первой откликнувшись на приглашение, она вбежала во двор, а  все остальные завершили «шествие».

— Антонина!  Антонина! — крикнул Алексей Александрович жене. — Встречай гостей. Посмотри, кто к нам пришел.

На крыльце, ведущем из дома во двор, появилась симпатичная  полнеющая женщина в легком летнем платьице. Она быстрым взглядом обвела гостей с головы до ног и с милой улыбкой на лице спустилась по ступеням.      

— Это  Василий Васильевич и его семья, — начал было представлять гостей хозяин дома.

—  Я так сразу и поняла, увидев Чайку. Алексей мне уже все уши прожужжал. Все никак не может дождаться, когда у нее щенки появятся,  — шутя, упрекнула  мужа хозяйка.

Она подала руку Василию Васильевичу, затем познакомилась с его женой. После чего Вера Федоровна, положив руку на плечо Георгия, представила:

— А это наш сын.

Антонина Ивановна, улыбаясь, отметила, что Георгий очень похож на Василия Васильевича.

— Да, копия. Не только внешне сходство, но и характеры одинаковые, — согласилась Вера Федоровна и огорченно улыбнулась. — Будто я «в этом деле» никакого участия и не принимала…

— Значит, дочери будут похожи на вас,—  успокаивающим тоном произнесла Антонина Ивановна. — Вот у нас Леночка – моя копия. Да вы ее скоро увидите, она с собакой пошла погулять.

Пока женщины обсуждали вопрос, кто на кого похож, Алексей Александрович поглаживал Чайку.

— Василий Васильевич, гляди, признала она меня, хоть и времени много прошло, —  с удовлетворением отметил он.

— Почему она должна была не признать тебя? Мы ведь на охоту не раз и не два вместе ездили.

— Все равно могла и не признать. Ты мне от нее обязательно щенка подари. На редкость умная собака. Умница, умница, —  приговаривал Алексей Александрович.

— Ну что мы здесь стоим? Пойдемте в дом, —  засуетилась Антонина Ивановна, увлекая всех за собой в помещение.

Чайка  впереди Георгия юркнула в дверь и прямо-таки по-хозяйски начала осматривать веранду.  Поднимая голову вверх и принюхиваясь, она  как будто проверяла: «Все ли у них лежит на месте? Нет ли какого беспорядка?»

При входе в прихожую, оказавшуюся очень просторной, справа от двери лежала подстилка для собаки.

Антонина Ивановна пояснила, что это место их Джека, но он свою постель не признает и предпочитает спать в комнате Елены или на коврике возле кровати  Алексея Александровича.

Василий Васильевич позвал Чайку и, указав на место рядом с подстилкой  Джека, дал команду:

— Сидеть! 

Она тут же выполнила ее, только уселась не на пол, а на саму подстилку. Затем печально посмотрела на присутствующих, сожалея, что ей не разрешают идти дальше. Заметив это, Антонина Ивановна вступилась за Чайку:

 — Василий Васильевич, у нас Джек по всем комнатам ходит. Я и не представляю, как бы это он сидел здесь, а мы в другой комнате были…

 — Джек дома, а она в гостях, — не уступал Василий Васильевич.

— Да будет вам… — начал Алексей Александрович и погладил собаку. — Чайка, пойдем с нами, поглядишь, где у меня Джек спит.

Вскочив с коврика, она радостно завиляла хвостом, в знак благодарности лизнула руку Алексея Александровича, а потом, остыв от эмоций, вспомнила, что команду "сидеть" давал-то  хозяин...

Повернув голову в сторону Василия Васильевича  и увидев его недовольный взгляд, Чайка в растерянности где стояла там и села. Не мигая, виновато она глядела на хозяина.

Тот, ни слова не говоря, продолжая смотреть ей в глаза, покачал головой. Лицо хозяина будто укоряло ее: « Как же тебе не стыдно. Я тебе указал место, где сидеть, а ты?..»

Чайка встала, опустила голову почти до пола и медленно, с понурым видом направилась к подстилке. Усевшись на нее, она отвернулась от людей, устремив обиженный взгляд на дверь веранды.

Василий Васильевич поднес указательный палец к своим губам, а затем ладонью махнул вперед, давая присутствующим понять, чтобы они воздержались от всех комментариев и шли дальше.

Пройдя в большую комнату, Антонина Ивановна все-таки не выдержала и полушепотом  заметила:

— Надо же, какая умная …

— Она у нас как человек, — согласилась Вера Федоровна.

— Давайте не будем ее там, в изоляции, держать, — умоляющим тоном произнес Алексей Александрович.

— Да, конечно, пусть идет сюда, – поддержала мужа Антонина Ивановна.

—  Василий Васильевич, дай команду Чайке, или, хочешь, я схожу за ней? — настаивал  Алексей Александрович.    

— Не надо за ней ходить. Вы что думаете, если она там сидит, то ничего не слышит и не реагирует на наш разговор? Вот смотрите, я умышленно не буду отдавать ей привычные команды.

И Василий Васильевич чуть громче произнес:

— Ну, ладно, хватит тебе там сидеть на подстилке, иди  к нам.

Все замерли в ожидании. И  тут  из-за   портьеры   вышла   Чайка,   прошла   к своему хозяину и села рядом.

— Невероятно, — произнесла Антонина Ивановна.

—  А  я  о чем тебе говорил? Так ты мне еще не верила. Теперь сама убедилась,  что это за собака?

Разговор прервался из-за того, что Чайка резко вскочила с места и, повернувшись к входной двери, насторожилась.

— Ай, умница, ай, молодец! — воскликнул Алексей Александрович. — Вы видите, почувствовала, что Лена с Джеком идут.      

Через некоторое время хлопнула дверь и в комнату вбежал кобель русской гончей.

Не обращая внимания на посторонних людей, он подбежал к Чайке. Они обнюхали друг друга, как принято у собак, и Джек радостно завилял хвостом. Чайка же вела себя несколько настороженно, но после того, как тот лизнул ее в нос, тоже завиляла  хвостом.

— Что? Понравилась девочка? –– улыбнулась Антонина Ивановна, поглаживая спину своего питомца.

Джек был молод и степенностью не отличался. Недолго думая, он решил предложить своей новой знакомой порезвиться. Прыгая возле  гостьи из стороны в сторону, он то  припадал мордой к полу, то, подскакивая вверх, изо всех сил старался увлечь Чайку игрой, но тщетно. Она безразлично поглядела на ветреного  Джека и возвратилась  к  хозяину.

 В комнату вошла белокурая девочка в голубом платье с коротким рукавом. Видимо, не ожидая встретить у себя в доме незнакомых людей, растерянно засмущалась.

 — Здрасьте, — по-детски выпалила она. Ее щеки покрыл легкий румянец.

 — Наша дочь, — представила Антонина Ивановна  и спросила: — Леночка, ты поможешь мне сейчас накрыть на стол?

— Конечно. Об этом могла бы и не спрашивать.

При виде Чайки, глаза у девочки заблестели, и она, подойдя к собаке, искренне воскликнула: 

— Какая прелесть!

Взглянув на Георгия, Леночка спросила:

 — Эта ваша?

Он утвердительно кивнул головой.

Лена нежно погладила Чайку и,  присев на корточки, протянула ей свою руку:

— Дай лапку.

Та  вложила в подставленную ладошку свою левую лапу.

 — Молодец, вот умница,  — похвалила Лена и ближе подсела к собаке. —  Дай  другую лапку.

Чайка протянула ей правую лапу и одновременно лизнула девочку в губы.

— О, ты какая лизунья,  –– протяжно произнесла Леночка и, посмотрев украдкой на мать, вытерла губы тылом кисти  руки. — Так делать нельзя, —  объяснила она собаке и ласково потрепала ее  большое длинное  ухо. В этот момент снова появился Джек. Увидев, что хозяйка оказывает знак внимания Чайке, он грубо оттолкнул гостью своим боком и сам стал ласкаться к Леночке.

       — И ты хороший. Ты тоже хороший, наш мальчик–хулиганчик. 

Встав и дружески похлопав  Джека по спине, она прошла на кухню, где уже хлопотала у плиты Антонина Ивановна. Джек неотступно шел сзади, зная, что хозяйки чем-нибудь да  угостят его  в том месте, где всегда вкусно пахнет.

В считанные минуты стол был накрыт, и две семьи оживленно беседовали о жизни, об охоте и других повседневных делах.

Чайке наскучило сидеть, и она, свернувшись клубочком, задремала у ног Василия Васильевича.  Джек несколько раз пытался вызвать ее на игру, но тщетно. Гостья не прощала грубого к себе отношения и перестала замечать невоспитанного «кавалера». Уподобляясь поведению Чайки, он лег рядом с ней и, видимо утомленный пробежками возле реки, уснул. Тем временем в разговоре за столом затронули не только охоту, но и рыбную ловлю.

Алексей Александрович предложил в августе семьями поездить на охоту и рыбалку в район реки Кадады. На что Василий Васильевич с сожалением ответил:

— Рады бы, но в августе мы уже будем на Дальнем Востоке.

— Как на Дальнем Востоке?

— А вот так. Получил приказ. Через три недели должны убыть во Владивосток, а оттуда куда-то еще дальше.

— И что, только сам? Или всей семьей?

— Всей семьей.

Было видно, что Алексей Александрович глубоко сожалеет  об отъезде приятеля. Они на протяжении ряда лет одним коллективом ездили на охоту, привыкли друг к другу, и на тебе, нежданно-негаданно отъезд. Да еще куда – на Дальний Восток.

Антонина Ивановна и Вера Федоровна в это время беседовали о выкройках, осенней женской моде, но это не мешало им краем уха  слушать мужей и периодически поддерживать общую беседу.

Когда речь зашла об отъезде из Кузнецка, хозяйка дома немедленно отреагировала вопросом:

— А Чайку как? Тоже с собой возьмете?

— Да, наверное, а как же иначе? — ответила Вера Федоровна.

Алексей Александрович, услышав, что Чайку собираются забрать на Дальний Восток, начал настойчиво отговаривать Василия Васильевича от этой затеи.

— Вы ведь сами не знаете, куда еще поедете. Дальний Восток – это ведь не Пензенская область. Может быть, в такой район придется забраться,  что и охоты никакой не будет. А для охотничьей собаки без охоты все равно, что моряку без моря.

Василий Васильевич, улыбнувшись, прервал рассуждения своего приятеля:

— К чему это ты клонишь, Алексей Александрович? Опять намекаешь на свои предложения относительно Чайки?

Загнанный в угол этими словами, тот прямо заявил:

— Василий Васильевич, продай Чайку! Ну зачем мучить собаку. Сами ладно. У вас служба такая. До Владивостока только месяц будете ехать, а что дальше  – и сами не знаете. А здесь ей простор, — он обвел руками дом, продолжая:

— Ты ведь сам знаешь, как мы любим собак, вон и Антонина окончила ветеринарный техникум только из любви к животным.

Этими словами Алексей Александрович привлекал внимание жены и передавал ей инициативу в разговоре. Та не заставила себя долго ждать и обратилась сразу ко всем хозяевам Чайки:

— А ведь Алексей прав. Везти собаку на край света, не имея своего угла…. Я бы так не поступила  только из-за любви к животному.

— Вы считаете, что отрывать ее от семьи гуманнее? — вызывая на продолжение дальнейшей беседы, задал вопрос Василий Васильевич.

— Я не сторонница того, чтобы резко отрывать животное от хозяина. У вас в запасе три недели. — Она сделала паузу, как бы раздумывая над своим предложением, и добавила: — Давайте сделаем так: если нам удастся приручить Чайку за две недели – вы нам ее продаете. Если нет, значит, не судьба.

Родители посмотрели на сына. Ему никак не хотелось расставаться с Чайкой.

— Ну,  Георгий, какое будет твое мнение на этот счет? — спросил Василий Васильевич.

— Вы мое мнение знаете, так что не надо об этом спрашивать, — подавленно  пробурчал он.

 Наступило кратковременное молчание. Сидящие за столом обдумывали все приемлемые варианты. Наконец Василий Васильевич внес некоторые уточнения:

— О продаже Чайки не может быть и речи. Этого не сумел бы сделать ни я, ни другие члены нашей семьи. Одно только слово – продать – режет слух. Я Алексею Александровичу не раз говорил, что Чайку я ни при каких обстоятельствах не продам. В моем понятии продать Чайку – это равносильно предательству по отношению к ней. Оставить на время, пока не получим жилье, мы, наверное, смогли бы. Даже больше вам скажу. Мы не будем возражать, если у нее будут щенки. Вы вправе ими распоряжаться по своему усмотрению. Все документы на Чайку с ее родословной я оставлю вам. Но все это будет только в том случае, если она за эти оставшиеся недели до отъезда привыкнет к новой обстановке, к вам.

Семья Алексея Александровича ликовала. Особенно, как показалось Георгию, радовалась Леночка, видимо, потому, что это юное создание еще не умело скрывать своих истинных чувств.

Она подскочила к Чайке, обняла ее, а затем, поглаживая, стала приговаривать:

— Ты моя маленькая. Ты моя хорошая. Ты ведь привыкнешь ко мне? Да? — Чайка  лизнула  ее   щеку. — Ну, вот и хорошо.

Антонина Ивановна, довольная принятым решением, многозначительно улыбнулась и,  как бы продолжая о чем-то думать, медленно произнесла:

— Василий Васильевич, а хотите, заключим пари? Я гарантирую, что через две недели Чайка полностью адаптируется в нашей семье.

Она хитровато посмотрела на мужа и на дочь, ожидая их поддержки.

— А что, давайте заключим? — принял сторону супруги Алексей Александрович.

Леночка, взглянув на родителей, сдержанно хихикнула. Она верила, что Чайка за две недели привыкнет, а заключенное пари, если на него согласятся гости, конечно же, выиграет мама.

Пари, естественно, не заключили, но все, кроме Георгия,  были довольны соглашением. Оставалось только ждать. Время рассудит.

В этот день Чайка отвела душу, бегая с Джеком у реки и по лесу. Они до такой степени сдружились, что везде были только в паре. Как не удивительно, но Чайка заняла лидерскую позицию, а Джек стал  как бы ее придатком.

После многочасового отдыха на природе довольные семьи возвратились в дом. Леночка принесла вторую подстилку и положила ее рядом с той, где уже лежал Джек. Василий Васильевич подозвал Чайку и, указывая на подстилку, дал команду:

— Место! Лежать!

Чайка, выполнив команду, внимательно смотрела на хозяина.

Он наклонился над ней и, поглаживая, похвалил:

— Молодец! Теперь отдыхай.

— Нет, Василий Васильевич, отдыхать им еще рано, — послышался веселый голос Антонины Ивановны. — Пусть они пока своим любимым делом займутся. Я им тут по косточке перед обедом хочу дать. — Она вышла из кухни с двумя мисками в руках. Чайка повела носом в сторону прельщающих запахов. Хозяйка поставила одну из мисок рядом с Чайкой. В этот момент нервы Джека не выдержали и он, рванувшись  вперед, попытался схватить кость из миски своей подруги, но Леночка, опередив его, строго крикнула:

        — Фу! Джек! Место!

Он нехотя отправился на свою подстилку.

— Лежать, Джек, — командовала Лена.

Он лег, а его голова продолжала нетерпеливо крутиться в сторону то одной миски, то другой. Конечно, тяжело, когда гостья, обхватив двумя лапами кость, аппетитно гложет ее, а хозяину бедолаге, остается только слюнки глотать.

Лена, не спеша, приняла вторую  миску из рук матери. У Джека иссякло всякое терпение, и  он, вскочив с подстилки, завилял хвостом.

— Лежать! — требовательно повторила девочка.

Джек лег, продолжая облизываться. Молодая хозяйка поставила миску и перед ним.

— Взять! – снисходительно произнесла она.

Ухватив кость, Джек начал жадно глодать ее в миске, а сам не сводил настороженного взгляда с хозяйки и, видимо, думал: «Когда же все это закончится? Не хочу я грызть кость в миске. Мне так не нравится. Я ведь вам не человек. Это у вас там свои правила, а мы – как проще…»

Стоило только Леночке отвлечься на разговор с Василием Васильевичем, как пес тут же вытащил кость  и, положив ее рядом с собой на пол, принялся за работу.

 «Вот так-то будет лучше», — наверное, решил он и  даже закрыл глаза от удовольствия. Кроме душистого мяса и вкусного хряща, для него сейчас ничего не существовало.

Хозяева и гости снова расположились за столом. В самый разгар обеда, когда все были увлечены едой и разговорами, Джек с Чайкой решили осчастливить шумную компанию своим присутствием. Чайка скромно легла возле ног Василия Васильевича, а Джек стал бессовестно ко всем приставать, выпрашивая лакомые кусочки. Из-за такой назойливости его вскоре  пришлось отправить в прихожую. Безвинно пострадала и Чайка. Она поневоле вынуждена была разделить участь Джека. Огорченные собаки улеглись на свои подстилки. Ближе к вечеру, когда хозяева вышли на улицу провожать гостей, Джек никак не хотел расставаться со своей новой подругой. Он увязался за Чайкой, шедшей на поводке, и только вмешательство Леночки заставило юного ухажера одуматься и вернуться домой.

Чайка тоже то и дело оборачивалась назад. Видимо, и ей Джек чем-то приглянулся.

Первый день привыкания к новой обстановке, в которой Чайке, возможно, придется жить, прошел успешно. Она чувствовала себя вполне уверенно и раскованно.

В последующие несколько дней Георгий ходил с ней в дом Алексея Александровича по вечерам, а к концу недели стал даже оставлять ее на все время  своих школьных занятий. Шефствовала над ней в эти часы Антонина Ивановна. Чайка  вела себя  совершенно спокойно, почти как у себя дома.

Возможно, не последнюю положительную роль в этой ситуации играл Джек. Он обожал свою подругу и был счастлив, видя ее рядом.

С субботы на воскресенье  Чайка была оставлена на ночь. Со слов Антонины Ивановны, все прошло отлично. Леночка погуляла с собаками у реки, где Чайка и Джек до того набегались, что, придя домой, первым  делом бросились к своим мискам.

Никакой тревоги и беспокойства у Чайки ночью не было. На второй неделе Георгий оставлял Чайку уже через сутки. Подошла третья неделя, последняя перед отъездом семьи на Дальний Восток.

Антонина Ивановна посоветовала взять Чайку домой только в среду. Эти  день и ночь были последними в ее родном доме, вернее в небольшой комнатке, которую занимала семья Василия Васильевича.

С двухмесячного возраста она жила и росла здесь, пусть в тесноте, в скромной обстановке, но это был ее дом, другого  она до недавнего времени не видела и не знала.

К последнему приходу Чайки Вера Федоровна купила в магазине собачьих  деликатесов. Принесла  ей таких костей, которые Чайке нравились больше всего. Вечером для общей любимицы был сделан прощальный ужин. Каждый понимал, что в этой комнате Чайки уже никогда не будет. Через какое время им придется встретиться и жить вместе, никто не знал. Чайку постоянно кто-то гладил, ласкал, говорил приятные ей слова, но всем было невыносимо грустно. Видимо, это настроение, несмотря на ласки, передалось Чайке. Она печальными глазами смотрела в глаза хозяев и тяжело вздыхала. Вера Федоровна не выдержала и заплакала.

— Ты чего плачешь? — спросил Василий Васильевич, хотя  у самого на сердце было не легче.

— Не могу, — сквозь слезы произнесла Вера Федоровна, — она, как человек, абсолютно все понимает. Человек хоть выговориться может и ему станет легче, а эта, бедная, молчит, все в себе переживает.

Георгий проснулся утром чуть свет. Ему предстояло успеть отвести Чайку к Антонине Ивановне и не опоздать на занятия  в школе.

Он был удивлен тем, что родители в столь ранний час уже были на ногах. Вера Федоровна кормила Чайку завтраком, а Василий Васильевич, взяв со стола пачку папирос, вышел на улицу.

— Вы что, спать что ли  не ложились? – изумленно произнес Георгий.

— Мы как Чайка. Она не спит, и у нас сон пропал. А ты что, не  слышал, как она с тобой прощалась, а потом с нами?

— Нет, — чистосердечно  признался Георгий.

— Когда ты уснул, она подошла к тебе, положила голову на край кровати и смотрела тебе в лицо, а потом подошла к нам и тоже стала смотреть так грустно…

Вера Федоровна снова не выдержала и заплакала:

— Какой уж после этого сон. Отец вон с расстройства полпачки папирос выкурил.

Перед выходом Георгия с Чайкой на улицу семья «на дорожку» присела. Чайка уже с пристегнутым поводком медленно переводила задумчивый взгляд с одного хозяина на другого.

Вера Федоровна подошла к собаке, погладила ее, и все направились к выходу. Вдруг Чайка остановилась, посмотрела на свою подстилку, на которой вырастала, окинула еще раз всю комнату последним взглядом  и пошла к открытой двери.

— Подожди, Георгий, — окликнула сына Вера Федоровна. — Ты видел, как она сейчас смотрела на свою подстилку. Давай-ка я сейчас ее свяжу, и ты забери с собой. Видимо, та, что у Антонины Ивановны, ей  не нравится, а эта ее родная. На ней она росла. Мы только чехлы меняли, а внутри запах, наверное, остался от всех нас. Хоть какое-то время с этими запахами она не будет чувствовать себя  одиноко.

Так и поступили. Когда Георгий пришел к Антонине Ивановне, то, передавая подстилку, высказал пожелание о том, чтобы Чайка спала только на ней.

В субботу семья Василия Васильевича пошла прощаться с Чайкой, так как  в  воскресенье они уже   уезжали.

Чайка ждала этой встречи. Антонина Ивановна рассказала, что с утра заметила в своей подопечной признаки некоторого беспокойства. Она чаще обычного подбегала к калитке, ведущей на улицу, и сквозь щель в подворотне подолгу глядела в ту сторону, откуда прежде появлялся Георгий. Когда же она увидела идущего Георгия с родителями, то разразилась таким радостным лаем, что хозяйка сразу поняла, кто к ним идет.

Антонина Ивановна открыла калитку, и Чайка стремглав бросилась к своей семье. Подпрыгнув, она лизнула щеку Георгия, закружилась возле Василия Васильевича, радостно виляя хвостом, стала вертеться у ног Веры Федоровны. По своему доброму сердцу ей хотелось одарить лаской всех. Чайка будто чувствовала, что это их последняя встреча перед разлукой, что  другой уже не будет. Весь день они провели вместе. Близился вечер, и Чайка становилась все печальнее. Даже усилия, предпринимаемые Джеком, не могли развеселить ее. Она  подходила к Георгию, посидев и поласкавшись, шла к Вере Федоровне, затем к Василию Васильевичу. Все с грустью гладили свою дорогую любимицу, давая ей разные напутствия на дальнейшую жизнь.

Подошло время расставания. Семья Алексея Александровича в полном составе, вместе с Джеком вышла к воротам своего дома проводить отъезжающих. Чайка не отходила от Георгия.

Пожелав друг другу всего доброго, обменялись рукопожатиями. В последнюю очередь прощались с Чайкой.  Василий Васильевич подошел к ней, погладил, а когда она начала лизать его руки,  строго сказал:

 — Ну, все, все! С тобой еще остальные будут прощаться.

Достав из брючного кармана папиросы, он нервно закурил. Было видно, как  тяжелы  ему  последние минуты перед разлукой. Вера Федоровна, поглаживая свою любимицу, заплакала, приговаривая:

— До свидания, моя умница, до свидания, моя девочка.

Настал черед Георгия. Он присел на корточки возле собаки. Она положила свою голову ему на плечо и стояла не шелохнувшись. Комок к горлу подступил у подростка. Он еле сдерживал навертывающиеся слезы.

— Прости нас, Чайка, что мы покидаем  тебя, — шептал он ей на ухо. — Так надо. Тебе здесь будет хорошо. Не то что в нашей хибаре. Ты только не забывай нас. Если все будет хорошо, мы через год за тобой приедем. Ты только жди. Мы обязательно  приедем и заберем тебя. Хорошо?

Георгий снял с плеча голову Чайки и увидел ее глаза, полные слез. Чайка не скулила, как в прошлый раз, когда услышала об отъезде, а стояла и молча плакала. Слезы не катились, как у людей. Они навернулись на ее грустные глаза, настоящие слезы печали.

Георгий на прощанье обнял Чайку обеими руками и прижал к груди. Затем медленно, с неохотой отпустил ее. Чайка лизнула его щеку.

— Ну все! Пора идти! — послышался строгий голос Василия Васильевича. Эти слова были адресованы сыну.

К Чайке с другой стороны от Георгия подошла Леночка. Она тоже присела на корточки и обняла собаку за шею.

Георгий тем временем встал и направился к родителям. Лена,  поглаживая, успокаивала Чайку:

 — Не надо расстраиваться, моя хорошая. Они вернутся через год – полтора, а ты пока будешь с нами. Хочешь у меня в комнате спать?

— Ну, еще раз желаем всех благ. До  свидания, — произнес Василий Васильевич.

Вера Федоровна взяла его под руку, и они,  чтобы долгими прощаниями не бередить больше души, быстро пошли от дома, где оставляли члена своей семьи. Георгий поспешил за ними, а затем на ходу повернулся и  помахал рукой всем остающимся.

— Простился и иди вперед, не крутись, не травмируй Чайку, — отчитал сына Василий Васильевич.

Метров через тридцать – сорок Георгий все-таки не выдержал и незаметно для родителей снова обернулся назад. Возле  дома Алексея Александровича  уже никого не было.

«Будь счастлива, Чайка!» — мысленно пожелал ей Георгий.

Прошло много лет с того дня, как  он простился с Чайкой, но память об этом умном верном друге была неувядаемой.

В последующие годы, когда ему доводилось видеть собак, он невольно вспоминал Чайку.  Она для него так и осталась эталоном братьев наших меньших.

Вот и сейчас, оказавшись в виварии и проходя по длинной собачьей улице, Георгий всматривался в этих животных. Глаза собаки, как и глаза человека, о многом могут рассказать. Одни бывают  совершенно пустыми, когда собаке кроме еды и  сна ничего не надо. Другие – злобно-агрессивными, когда собака в своей ярости не может остановиться,  даже получая отпор и рискуя  погибнуть.

К совершенно обособленной и немногочисленной группе следует отнести собак думающих, осмысливающих ситуацию и сообразно ей действующих. Их глаза как бы отражают их мысли. Из нескольких десятков четвероногих вивария Георгия привлекла одна собака породы боксер. Ее поведение резко отличалось от поведения всей разношерстной, пестрой своры соплеменников, которых жизнь в виварии, казалась, вполне устраивала.

Прикованное цепью к будке, это создание так было подавлено окружающей обстановкой, что, свернувшись в клубочек, лежало отрешенно от всего окружающего. Собака  не реагировала даже на то, что из набежавшей невесть откуда тучи полил дождь. Как только его крупные капли застучали по крышам собачьих будок, их обитатели поспешили каждый в свое укрытие.

Эта собака лежала возле будки и не шевелилась. Со стороны можно было подумать, что жизнь оставила ее.

Переполненная миска с едой стояла нетронутой. Даже торчащие из нее вареные ребра, покрытые мясом, не вызывали интереса.

Пес из рядом стоящей будки, съев положенную ему порцию, пытался дотянуться  до соблазнительных ребрышек с соседского "стола". Он старался изловчиться и  придвинуть к себе миску с костями, но сообразить, что цепь коротка, а миска далеко, ему было не дано. Видимо, эту непосильную для себя задачу он решал долгое время,  ибо когтями своих лап вырыл довольно глубокую канавку в земле.

Дождь как внезапно начался, так же быстро и прекратился. Осеннее солнышко вновь стало манить под еще теплые, но уже не жаркие свои лучи.

Подойдя ближе к собаке, Георгий увидел, что та была посажена на массивную цепь. Ошейник, обхвативший ее стройную шею, был толстым и старым.

Георгий присел на корточки возле собаки. Она совершенно не реагировала на склонившегося  человека. Его рука коснулась мокрой шерсти животного.

— Ты не заболела? Дай, я посмотрю на твой нос, — начал он разговаривать с собакой, продолжая гладить ее голову. Георгий попытался слегка приподнять голову животного и по кончику носа  определить, больна ли собака физически или ее странное поведение вызвано другими причинами. Боксер еще больше сгруппировался, напрягая все свои мышцы. Тем не менее на какую-то долю секунды появился совершенно нормальный, влажный нос.

— Все ясно. Либо у тебя слишком обидчивый характер, либо тебе действительно кто-то доставил много неприятностей.

Георгий встал и подошел к миске с едой. Отделив большой кусок мяса от ребра, он возвратился к собаке.

— На, поешь, это ведь мясо. Понюхай, — потчевал он боксера. Собака оставалась неприступной. Положив соблазнительный кусок возле ее морды, Георгий отправился на свой рабочий участок.

«Вдруг  принюхается и съест?»

 Когда воскресник подходил к завершению, Георгий снова   увидел сутуловатую фигуру смотрителя. Тот время от времени останавливался и взглядом оценивал плоды труда слушателей.

— Хватит "доктор". Ты и так вон как все хорошо сделал, — вынес свое заключение смотритель.

— Николай Семенович! — обратился к нему Георгий. — Давно ли в вашем заведении вот тот боксер? — Он указал рукой в сторону будки, где на земле в прежнем  положении лежала собака.

— Ты про Альму меня спрашиваешь? —  уточнил смотритель.

— Я интересуюсь той собакой, которая ничего не ест.

— Ну, значит, про Альму. Сегодня четвертый день, как она у нас.

— И что, все это время ничего не ела?

— Ничего, — ответил тот, отрицательно качая головой. 

— Так она у вас с голода умрет. Надо какие-то меры принимать!

— А что сделаешь? Я вон сегодня шел на дежурство, из дома костей прихватил, а она и их не ест. Насильно ведь ей в рот не засунешь. Видно, решила, что лучше умереть с голода, чем жить, вспоминая предательство людей.

— А что произошло? —  насторожился Георгий.

 

………………………………………………..

 

 

………………………………………………...

 

Смотритель сделал паузу. Георгий не нарушая молчания, задумался о том, что, к сожалению, среди людей еще встречаются редкие экземпляры, подобные хозяйке Альмы. В его мыслях за считанные секунды пронеслись эпизоды расставания с Чайкой и незабываемая радость встречи.

 По ряду причин, связанных с военной службой Василия Васильевича, эта встреча состоялась не через год, как ее планировали, а через четыре долгих года. Только ради нее, переезжая  с Камчатки на запад страны, семья проехала дополнительно не одну сотню километров. Всем хотелось увидеть свою любимицу, самим убедиться  в том, что у нее все хорошо. При малейшем намеке на какие-то шероховатости в жизни Чайки собирались забрать ее из Кузнецка и уже вчетвером ехать к очередному месту службы Василия Васильевича. К всеобщему удовлетворению и  радости, она стала жить еще лучше, чем в  те  времена, когда расставались.

Во-первых, Чайка определилась на правах полноправной хозяйки, так как Джека Алексей Александрович отдал своему родному брату в соседний район области, а во-вторых, за неделю до приезда семьи Василия Васильевича Чайка ощенилась.

 Георгий вспомнил, как после встречи на железнодорожном вокзале Кузнецка семьи договорились заходить в дом Алексея  Александровича  без шума, разговоров и суеты. Всем хотелось увидеть  реакцию Чайки на своих первых хозяев. Пока шли с вокзала, Леночка предложила более интересный вариант:

— Давайте зайдем в дом не все сразу, а по очереди. Вначале мы с мамой и папой, а потом вы. Сейчас ведь в доме нет никого, и кто бы ни пришел, Чайка все равно выйдет проверить, свои это или чужие. Если увидит нас одних – сразу уйдет к щенкам. А  я уже после этого позову вас.

На всякий случай договорились даже о том, что Георгий из прихожей позовет Чайку. Голос у него за эти годы изменился, поэтому предположили,  что    его-то  она точно не узнает.

Так и поступили. Но Чайка осталась все той же хитроумной Чайкой, даже став за это время еще более опытной. Можно было обмануть любую другую собаку, но  не ее. Как только за гостями в прихожей закрылась дверь, в комнате Лены раздался «голос» общей любимицы. Вначале она громко заскулила, а потом с радостным лаем, опрометью не вбежала, а прямо-таки влетела в прихожую. Высоко подпрыгивая, Чайка непонятно как умудрялась успевать лизать щеки и руки своих затерявшихся на четыре года хозяев. При этом она то скулила, то, ругаясь, лаяла на них, то вертелась как волчок. Чувство радости переполняло не только собаку, но и людей. Семья Алексея Александровича остолбенело наблюдала за всем происходящим, с широко открытыми от удивления глазами и застывшими улыбками на лицах. Дальневосточники, так же как и Чайка,  находились в непрерывном движении. Каждый старался прикоснуться к ней, погладить и одарить комплиментами это дорогое, необыкновенно доброе  создание. Когда накал эмоций несколько поубавился и гости прошли в большую комнату,  Вера Федоровна, продолжая удивляться, заметила:

— Я почему-то была уверена, что Чайка не узнает Георгия. Уезжал-то он еще мальчишкой, подростком, а вернулся молодым человеком. И на лицо за эти годы изменился, а она все равно узнала  и к первому бросилась ласкаться. А прыгала, прыгала-то как…

Антонина Ивановна рассмеялась:

— Я и то от нее такой прыти не ожидала. Она ведь щенков кормит, тяжеловатая стала, а расскакалась как молодая. Нет, Чайка – это  уникальная собака, я  вам как специалист говорю. Иногда только собираешься ей что-нибудь сказать или сделать, а она уже наперед знает, чего вы  от нее хотите. Вначале мне от этого как-то жутковато было. Иному человеку простые истины вдалбливаешь, вдалбливаешь в голову, он ничего не хочет понимать. А эта все на лету схватывает, хоть и собака.

Чуть позже, после бурной встречи в прихожей, Чайка повела близких и дорогих ей людей в комнату Лены показать своих щенков, у которых совсем недавно открылись глаза. Поласкавшись к своим первым  хозяевам, она легла на большую подстилку, где копошились и пищали полдюжины ее кутят. Ощутив запах и тепло своей матери, щенки успокоились,  принимаясь сосать молоко. Чайка ласково по очереди вылизывала их с видом  степенной, заботливой матери. 

После трехдневного пребывания в семье Алексея Александровича  Георгий и его родители еще раз убедились в том, что условия жизни их любимицы – идеальные. Отрывать Чайку от семьи, где она прожила четыре года и где все, без исключения, в ней души не чаяли, было бы по меньшей мере жестоко и несправедливо. Трудно сказать, как бы она теперь реагировала на своих первых хозяев, возьми они ее сейчас в очередную «неизвестность»… А так она живет на постоянном месте, обзавелась потомством, привыкла к комфорту. Таких условий в семье военнослужащего ей никогда бы не видать. Пусть лучше остаются в ее памяти добрые чувства о юном возрасте, ностальгия о крохотной комнатушке, где ее все любили и она отвечала взаимностью.

 Подошло время отъезда. Родители Георгия простились с Чайкой. Вера Федоровна, как всегда, немного всплакнула. Настал черед попрощаться Георгию. Он крепко обнял и прижал к себе своего верного друга детства. Слез на ее глазах, как четыре года тому назад, не было. Она улыбалась.

— До свиданья, Чайка, — прошептал ей на ухо Георгий. — Иди, тебя зовут твои малыши.

Чайка лизнула несколько раз его щеку большим розовым языком с такой же любовью, с какой лелеяла свое потомство. Затем, продолжая улыбаться, внимательно посмотрела Георгию в глаза, как будто стараясь навсегда запомнить черты лица своего первого хозяина. Пройдя   к двери в комнату Лены, она остановилась  и, повернув голову  в сторону  людей, еще раз окинула всех своим умным взглядом. На прощанье доброжелательно виляя хвостом, Чайка вошла  в  комнату, где ее  ждали белоснежные,  пока еще совсем  беззащитные малыши, такие же, какой она  была в своем раннем возрасте.

……………………………………………………

 

 

                               О судьбе Альмы вы  узнаете, прочитав всю книгу.